Глава 11. До и после бревна (продолж)
А из разоруженного левого глаза Петропавла упала на место
этой бесславной смерти чистая слеза.
И стало тихо вокруг. И выросли цветы. И Гном Небесный
запорхал с цветка на цветок, собирая в зеленую эмалированную
кружку сладкий нектар.
- Выпьем за нашу победу в нечестном бою! -- крикнул он
бодро и единым залпом осушил кружечку. Прочие облизнулись...
А Петропавел вдруг начал ощущать в себе сильные перемены.
Глазом, из которого выпало бревно, он видел мир совсем не так,
как прежде. Ничто в его знакомых уже не казалось ему странным:
ни размалеванная пустота на лице Белого Безмозглого, ни
колебания в возрасте у Старика-без-Глаза, ни даже
постоянно-переменный рост Гуллипута, ни повадки Шармен... А вот
что это за незнакомое лицо -- длинное и худое, похожее на
лошадиную морду страшной доброты?
- Разрешите представиться...-- начал Петропавел.
- Представлялись уже,-- проворчал незнакомец. -- Раньше
ты меня просто не видел: у тебя бревно в глазу было.
Таинственный Остов.
Петропавел бросился к нему на шею, а тот, отстраняясь,
ворчал:
- Довольно... Ты же не Шармен, ей богу! Между тем все
вокруг увлеклись уже общим делом, больше не обращая на
Петропавла внимания. Они подвязывали к выпавшему из его глаза
бревну толстые канаты, чтобы отнести это бревно в надлежащее
место и там учредить, как понял Петропавел по отдельным
возбужденным возгласам, "Мемориальный Музей Бревна, Убивавшего
Муравья-разбойника". Петропавла насторожила форма причастия:
это было причастие несовершенного вида.
- Почему в названии вы употребляете причастие
несовершенного вида? -- обратился он к суетившемуся поблизости
Гному Небесному.
- Потому что по отношению к несовершенным действиям
употребляются глаголы и причастия несовершенного вида,--
ответил эрудированный Гном. -- А в данном случае никакого
действия совершено не было.
- Что значит -- не было, -- растерялся Петропавел, --
когда было? Я ведь убил Вашего Муравья-разбойника и спас вас от
плена и гибели!
- А ты всегда лезешь не в свое дело, мы уж к этому
привыкли,-- походя отчитал его Гном Небесный.-- К счастью,
здешние события не зависят от тебя, так что ты не убил, а
убивал, не спас, а спасал... то есть события происходить-то
происходили, да не произошли. Муравей-разбойник жив и, даст
бог, здоров, наш священный ужас, как и водится, неизбывен,--
стало быть, ничто не изменилось! Правда, у тебя из глаза
наконец выпало бревно, но это твои проблемы... А у нас, как
говорится, и волки сыты, и овцы в теле.
- Чему же вы все тогда радовались? -- спросил Петропавел.
- Жизни...-- развел руками Гном Небесный. -- Вечной Жизни
и... многообразию форм ее проявления. Не понимаю, что тебя тут
смущает.
- А зачем вам в таком случае мемориальный музей? Ведь
мемориальный музей -- это увековечивание памяти о ком-то
умершем... У вас же никто не умер!
- Какой-какой музей? -- переспросил Гном Небесный. --
Произнеси-ка это слово по слогам!
- Ме-мо-ри-аль-ный...
- Мы такого музея не учреждаем. Мы учреждаем музей
Мимо-реальный. У нас тут все мимо-реальное. И Гном Небесный
стремглав полетел вслед за остальными, уже тащившими куда-то
мимореальное бревно.
Петропавлу ничего не оставалось делать, как отправиться
своей дорогой. Чтобы не думать о случившемся, он снова стал
напевать, правда, теперь уже совсем безобидную песенку:
Жир был у бабушки --
смерть от глюкозы!
Вот как, вот как --
смерть от глюкозы!
Он хотел задуматься над горькой судьбиной неизвестно
откуда взявшейся в песне жирной бабушки, но не успел, потому
что внезапно стемнело. Сделалось как-то жутковато, и, чтобы
убедить себя в том, что бояться нечего, Петропавел громко
крикнул в темноту:
- Ау-у-у!
- Уа-а-а! -- тут же раздался из сумерек детский плач.
Петропавел вздрогнул: детского плача он как-то совсем не
ожидал. Не хватало только наткнуться на конверт с грудным
младенцем! Он осторожно двинулся в направлении плача,
внимательно глядя под ноги. Плач стих. Петропавел остановился:
может быть, ребенок не один, может быть, он с матерью? Тогда
глупо к нему идти. Не пойду.
- Уа-а-а! -- снова донеслось спереди.
- Это я зря, едва ли...-- громко сказал Петропавел себе и
услышал ответ:
- Слесаря вызывали? -- причем голос был хриплым.
Вопрос озадачил Петропавла. Не вполне понятно было, как
мог оказаться ночью в поле слесарь и что с этим слесарем тут
делать? Вероятно, к тому же у слесаря был ребенок: ведь
Петропавел отчетливо слышал детский плач. А может быть, это не
слесарев ребенок и слесарь просто украл у кого-нибудь ребенка?
- Мы не вызывали слесаря! -- строго ответил Петропавел,
нарочно употребив множественное число: для острастки, и еще
более строго спросил:-- Слесарь, это Ваш ребенок или нет?
- Дед! -- отозвался слесарь.
Петропавел не поверил слесарю. Можно, конечно, допустить,
что он тут со своим ребенком и дедом, но плакал явно не дед, а
ребенок!
- Почему же у деда детский голосок? -- проницательно
поинтересовался Петропавел.
- Дед сам невысок! -- Кажется, слесарь был балагуром.
Тогда Петропавел, стараясь, чтобы голос его прозвучал
особенно мужественно, решил все-таки внести ясность в положение
дел.
- Вот что, слесарь,-- сказал он.-- Все это очень странно.
Почему Вы явились сюда с семьей? Может быть, Вы... кто-то
другой, а не слесарь?
- Дорогой, я не слесарь! -- ответил слесарь.
- Вы надо мной издеваетесь?
- Раздевайтесь!
Тут Петропавел несколько струхнул. Прозвучавший в темноте
приказ напоминал начало разбойничьей сцены.
- Вы, что же, серьезно? -- спросил Петропавел.
На сей раз ответ был уже и вовсе невразумительным:
- Вы тоже Сережа.
Петропавел задумался, почему это он Сережа и кто тут еще
Сережа, кроме него, и примирительно пробормотал:
- Наверное, Вы отчасти правы... В какой-то степени каждый
из нас Сережа, а если так, то, должно быть, и я, как другие,
тоже немножко Сережа ("Что я несу! -- думал он.-- Это просто
бред сумасшедшего!"). Я рад, но мне очень...
- Оратор, короче! -- оборвали из тьмы.
Петропавел умолк, ожидая худшего. Худшего не происходило.
- Тут кто-то спрятался!.. -- игриво произнес он, несмотря
на то, что душа у него ушла в пятки.
- Никто тут не стряпает, -- ответили ему. -- Стряпать тут
не из чего. Это АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ. В нем не растет ничего,
кроме ассоциаций.
- АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ? Странно...-- Петропавел набрался
смелости и спросил: -- Простите, с кем я все-таки говорю?
- Хрю-хрю! -- раздалось над полем.
- Там у Вас еще и поросенок?
- Нет,-- в голосе послышалась усмешка. -- Паросенок
прибывает в шесть ноль-ноль.
- Куда прибывает? -- не понял Петропавел.
- К южной окраине поля. Тут все очень продумано:
восточная окраина охраняется Дамой-с-Каменьями. К северной
окраине, тоже в шесть ноль-ноль, прибывает Паровоз, к западной
-- там начинается озеро -- Пароход, а к южной -- Паросенок. Тут
три вида парового транспорта.
- Паросенок...-- задумчиво повторил Петропавел и
признался: -- Никогда не слышал о таком транспорте.
- Не думай, что ты слышал обо всем, что происходит в
мире,-- посоветовали из тьмы.-- Это самое банальное
заблуждение.
- Ну да!.. -- воскликнул вдруг Петропавел. -- Я вспомнил:
даже выражение есть странное "Класс езды на паросенке"! Я
никогда его не понимал.
- Вот видишь, и выражение есть!..
- Но все-таки с кем я разговариваю? Это я к тому, что
Таинственный Остов тоже сначала был не виден, а потом... виден
стал. Во тьме вздохнули:
- Меня ты никогда не увидишь. Я -- Эхо. Странно, что ты
до сих пор этого не понял.
- Эхо? -- Петропавел был потрясен.
- Ты что-нибудь имеешь против?
- Да нет... Я только привык думать, что Эхо лишь
повторяет чужие слова -- даже не слова, а окончания слов.
- Интере-е-есно,-- обиженно протянуло Эхо, -- на
основании чего это ты привык так думать? Отвыкни!.. Повторяет
слова не Эхо, а попугай. Не надо путать Эхо с попугаем.
- Извините меня...-- Петропавел сконфузился.-- Дело в
том, что всегда, когда я раньше слышал Эхо...
- Раньше ты, наверное, плохо слышал,-- посочувствовали в
ответ.-- Эхо никогда и ничего не воспроизводит в том же самом
виде, в котором получает. Точность -- въедливость королей, и
точность скучна. "Ау" -- "уа", "Вы, что же, серьезно?" -- "Вы
тоже Сережа", "Я рад, но мне очень..." -- "Оратор, короче!" --
если это и повторы, то творческие: пусть довольно бедные, но
ничего более интересного ты не произнес. Повтор хорош тогда,
когда он смысловой: просто пересмешничать -- глупо... Ну-ка,
скажи что-нибудь, да погромче!
- Э-ге-ге-гей! -- охотно заорал Петропавел.
- Спаси-ибо, -- уныло протянул Эхо.-- И что прикажешь с
этим делать?.. Вот тебе наглядный пример автоматического
речепроизводства: в подобных ситуациях люди всегда кричат "ау"
или "эге-ге-ге-гей!" чисто механически, не отдавая себе в этом
отчета. Язык владеет человеком... -- Эхо вздохнуло.
- Человек владеет языком! -- с гордостью за человека
сказал Петропавел.
Эхо хмыкнуло.
- На твоем месте я не делало бы таких заявлений: право на
них имеют очень немногие. Большинство же просто исполняет волю
языка, подчинено его диктатуре -- и бездумно пользуется тем,
что подбрасывает язык. Мало кто способен на преобразования.
- Подумаешь, преобразования!
- расхорохорился
Петропавел.-- К чему они? Достаточно просто знать точное
значение слова.
- У слова нет точного значения: ведь язык -- это тоже
лишь Эхо Мира.-- Эхо помолчало и предложило: -- Ну что, сыграем
напоследок?
- Опять играть... Во что?
- Ты выкрикиваешь что-нибудь в темноту, а я подхватываю.
Теперь Петропавел подумал, прежде чем кричать, и выкрикнул
довольно удачно:
- Белиберда!
- Бурли, бурда! -- донеслось в ответ.-- Так говорят,
когда варят какую-нибудь похлебку: это заклинание, чтобы она
быстрее варилась: "Бурли, бурда, бурли, бурда, бурли, бурда!"
- Понятно,-- сказал Петропавел.-- Еще выкрикивать?
- Выкрикивай все время!
Тут Петропавел усмехнулся и выдал:
- Асимметричный дуализм языкового знака!
- А Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! --
незамедлительно откликнулось Эхо.
- Ничего не понятно,-- придрался Петропавел.-- Кто такая
Сима? И кого она разит?
- Ты просто не знаешь контекста. А вне контекста слова
воспринимать бесполезно: они утрачивают смысл... Значит, идет
бой!.. -- воодушевилось Эхо.
- Где идет бой? -- не успел включиться Петропавел.
- В контексте!.. В контексте может происходить все, что
хочешь. Мне угодно, чтобы в контексте шел бой. И Сима --
предположим, есть такая героиня, известная врагам своей отвагой
и беспощадностью, и зовут ее Сима -- так вот, Сима скачет на
коне в первых рядах бойцов. И вдруг она обнаруживает, что в
винтовке кончились патроны. Сима в отчаянии. А бой
продолжается. Неожиданно Сима замечает, как прямо под ноги ее
коню бросается враг. Тут бы и застрелить его отважной Симе, но
вот беда: нет патронов! И тогда сторонний наблюдатель, --
например, ты! -- видит, как враг прицеливается, чтобы убить
безоружную Симу, а Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! --
Эхо умолкло, тяжело дыша.
- Какая-то глупая история получилась, -- оценил рассказ
Петропавел.
- Каков материал -- такова и история, -- обиделось Эхо.
-- Интересно, на что ты рассчитывал, когда выкрикивал эту чушь?
- Не чушь! -- Петропавел высоко ценил дружбу. -- Так
Белое Безмозглое всегда говорит. А все что касается этой
невероятной легенды про Симу...
Эхо засопело, -- видимо, Сима все-таки была дорога ему как
тема -- и закапризничало:
- Нет. С Симой так было!
- Бред. Сивой Кобылы! -- неожиданно для себя отыгрался
Петропавел и удивился: это его собственное маленькое
ассоциативное поле откликнулось в нем. И тотчас же замкнулись
все цепочки, для которых раньше не хватало звеньев --
полузабытых, перемешанных, переиначенных, то есть в конце
концов переработанных, образов, пришедших из книг, пословиц и
поговорок, устойчивых выражений, ставших частью его фантазии,
его памяти, его речевого опыта, его юмора и его ошибок...
И тогда он рассмеялся навстречу Эху, а Эхо рассмеялось
навстречу ему, потому что оба они поняли друг друга: фантазия
свободна, она -- золотая бабочка, живущая один день, один миг:
взмах крыльев -- и прощай! Она уже другая, уже изменилась,
превратилась в маленький цветок, который раскрылся на мгновение
-- и нет его, пропал, осыпался, а лепестки роем белых облачков
плывут по небу: одно -- бабочка, другое -- цветок, третье --
лента, четвертое, пятое, шестое...
И начался рассвет, и выкатился оранжевый бубен солнца, и
мир заплясал под веселую музыку маскарада -- зыбкий,
неуловимый, чудесный!
А ровно в шесть к южной границе АССОЦИАТИВНОГО ПОЛЯ на
всех парах примчался прекрасный розовый Паросенок и
перекликнулся с Паровозом у северной границы и Пароходом у
западной. Он был новеньким, этот Паросенок! И Петропавел
вскочил на него, а с Петропавла, в свою очередь, соскочил
кто-то маленький и лохматый, очертя голову ринувшись назад по
АССОЦИАТИВНОМУ ПОЛЮ: это был небольшой медведь, который
наступил Петропавлу на ухо еще в детстве и только теперь слез.
А Паросенок загудел и со страшной скоростью понесся вперед -- у
Петропавла даже дух перехватило: он никак не ожидал, что может
показать такой класс езды на Паросенке!
Оглавление
Вперед
