Однако беспорядочное речевое поведение продолжалось, и
утонувший Петропавел отчаялся уразуметь, к чему клонит этот
Воще Бессмертный: тихо, как и подобает утопленнику, Петропавел
лежал под водой. Внезапно учитель заговорил на немецком языке,
что возмутило Петропавла сверх всякой меры. Он собрался с
силами и забулькал, но Воще Бессмертный свободной рукой схватил
с вешалки полотенце и под водой затянул им рот утопленника,
накрепко связав концы полотенца на затылке. Чрезмерность
насилия потрясла Петропавла.
- Так будет еще лучше, -- по-фински произнес Воще
Бессмертный, и Петропавел даже не удивился, что не только
опознал язык, но и понял сказанное.-- Есть тут у нас одно
золотое правило, -- продолжал мучитель. -- Меньше задашь
вопросов -- меньше получишь ответов. -- Потом он странно
хмыкнул и вроде бы невпопад заметил: -- Меньше всего вопросов
задают мертвецы: они воще не задают никаких вопросов. -- И на
языке дружбы, понятном каждому, Воще Бессмертный продолжил
рассказ об Азовском море. Говорил он быстро, но выразительно:
стенал, хохотал, выл и закатывал глаза, стоя уже по пояс в
воде. Когда же вода покрыла Воще Бессмертного с головой, а
потом заполнила всю ванную комнату, он вдруг отпустил
Петропавла, неожиданно потеряв к нему всякий интерес.
Петропавел принял сидячее положение и ошарашенно смотрел на
Воще Бессмертного. Под водой тот сделался тихим, лег в раковину
и загрустил оттуда. Несмотря на озлобленность, Петропавел
внезапно почувствовал острую нежность к Воще Бессмертному, в
раковине напоминавшему старую улитку. Ему захотелось прижать к
себе эту улитку и чем-нибудь утешить ее, но он сдержался.
- Тебе, небось, до лампочки, что я грущу? -- угрюмо
осведомился Воще Бессмертный по-арабски. Петропавел покачал
головой. Тогда Воще Бессмертный вылез из раковины, подплыл к
Петропавлу и обнял его. Это очень сблизило их -- и они
принялись плавать и играть в воде, как две маленькие рыбки.
- Да выплюнь ты эту дыню! -- возмущенно крикнул вдруг
Воще Бессмертный. -- Не нравится -- так что ж ты ее мусолишь во
рту? Ни тебе поговорить, ни тебе посмеяться... И повязку эту
свою дурацкую сними: плаваешь тут, как баба!
Петропавел с негодованием сорвал повязку и выплюнул дыню в
воду. Она всплыла. Едва освободив рот, Петропавел возопил:
- Что все это значит?
- Азовское море? О, оно значит для меня многое...
- А для меня -- ничего не значит, -- отрезал Петропавел.
- Тебя и не спрашивают, -- отрезал по отрезанному Воще
Бессмертный. -- Как бы там ни было, ты все равно не имеешь
права вынимать мое Азовское море из моей системы представлений,
помещать в твою и там понимать. -- Да я вообще не намерен его
понимать!
- Твои намерения тут никого не интересуют.
Тут каждого интересуют мои намерения. Осознай это -- и все
сразу станет на свои места.
Петропавел отвернулся, демонстрируя нежелание осознавать.
- Тебе нехорошо здесь? -- лирически поинтересовался Воще
Бессмертный и, обидевшись на молчание Петропавла, уплыл в угол
ванной. Оттуда он сказал: -- Я поведаю тебе свою историю, мой
юный друг.
- Прямо тут, в воде? -- уточнил Петропавел. -- А чего? --
невозмутимо откликнулся Воще Бессмертный. -- Тут славно, на
взморье! -- Он набрал полные легкие воды и начал: -- Обычно
говорят: "Я родился тогда-то и тогда-то, там-то и там-то..." А
я не рождался никогда и нигде. Я всегда тут был.
- Пожалуй, так не может быть, -- не удержался Петропавел.
- Может, -- уверил его Воще Бессмертный. -- Может быть
по-всякому. Я точно никогда и нигде не рождался. Это и
правильно, иначе как бы я мог быть бессмертным? Если ты
помнишь, есть такой Кощей Бессмертный -- так вот, он никакой не
бессмертный, потому что смерть его -- на конце иглы, игла -- в
яйце, яйцо -- в утке, утка -- в ларце, а ларец -- на дубу. Этак
каждый может сказать: я, например, бездетный, а дети мои -- во
дворе, а двор -- около дома, а дом -- в деревне, а деревня -- в
Крыму, а Крым -- на Украине... Какой же ты бездетный, если у
тебя на Украине дети?.. Вот я -- другое дело. Я совершенно
бессмертный, то есть Воще Бессмертный, я никогда не умру.
Следовательно, я никогда и не рождался.
- Следовательно, Вас нет, -- жестоко заключил Петропавел.
- Тоже мне -- открытие! -- Воще Бессмертный залег на дно
ванной. -- Развернуть перед тобой концепцию иллюзорности бытия,
что ли... -- Он свернулся калачиком, подумал и произнес: -- Не
буду я ничего разворачивать. Ну нет меня -- так нет: не велика
тетеря для общества! Странно другое: I have never been a child!
-- Дальше Воще Бессмертный заговорил неизвестно на каком, но
хорошо понятном Петропавлу мертвом языке. -- Поэтому я не
испытал тягот и радостей детства. Моя мать никогда не кормила
меня молоком: во-первых, у меня не было матери, а стало быть, у
нее не было и молока. Мой отец никогда ничему меня не учил:
во-первых, у меня не было отца, а во-вторых, я и так все знал.
Учителя не били меня: по причине их отсутствия я бил себя сам.
Это очень упрощало жизнь... Я часто думаю: будь я Воще Смертный
-- я бы и хоронил себя сам. Тогда это упростило бы и смерть. К
счастью, смерть мне упрощать незачем... Вот так и случилось,
что я воще все знаю -- потому-то ко мне и надо относиться как к
учителю воще всего. Правда, я еще воще никогда никого ничему не
учил. Ты -- мой первый блин. А первый блин, как говорится,
всегда курам насмерть... ты уж извини, если что не так.
- Нет-нет, все нормально! -- поспешил успокоить его
Петропавел, но Воще Бессмертный вдруг зашмыгал носом и ни с
того ни с сего зарыдал.
- Что с Вами? -- Петропавел чуть не всплыл от
неожиданности.
- О, это слово! -- запричитал Воще Бессмертный. -- У меня
с ним столько связано!.. Картины прошлого встают перед
глазами... Все-таки чертовски неудобно рыдать в воде! --
отвлекся он, но тут же зарыдал с утроенной энергией. -- Зачем,
зачем ты произнес это слово при мне!
- Простите... -- сконфузился Петропавел, -- но какое
именно слово Вы имеете в виду?
- Слово "нормально"! -- белугой взревел Воще Бессмертный.
-- Боже, сколько раз я слышал его!
- Честно говоря, я не понимаю, почему такое простое
слово, как "нормально"...
- Не повторяй его, о бездушный! -- взвыл Воще
Бессмертный. -- Тебе и не понять, до какой степени чутким к
звучащему слову может быть живой организм, какие глубины
способно всколыхнуть оно в нем! Ты же не прожил моей жизни, а
берешься судить о том, что значит для меня то или иное слово...
Ах, оставь, оставь мне хотя бы это право: у меня ведь, кроме
него, ничего нет! Меня и самого-то, как видишь, нет!
- А я-- есть? -- осторожно спросил Петропавел.
- На твоем месте, -- прекратив рыдать, неожиданно сухо
сказал Воще Бессмертный, -- я бы из чисто компанейских чувств
не задавал этого вопроса. Неловко как-то получается: меня,
такой глыбы, -- нет, а ты, такая моль, -- хочешь быть! -- Потом
он приблизил свое неопределенное лицо к лицу Петропавла и очень
серьезно произнес: -- Ты есть. И то, что ты есть, накладывает
на тебя очень большие обязательства по отношению к нам -- тем,
кого нет... Но кажется, начинается шторм.
Петропавел посмотрел наверх: потолка ванной комнаты уже
действительно не было видно; тускло мерцала лампочка, мотаясь в
разные стороны.
- Сколько бедных рыбаков погибнет сегодня! -- горько
вздохнул Воще Бессмертный. -- Да и ты, наверное, погибнешь: ты
ведь смертен?
- До нас шторм не опустится, -- грамотно сообщил
Петропавел.
- Плохо ты меня слушал, -- укорил его Воще Бессмертный.
-- Какова максимальная глубина Азовского моря?
- Кажется, пятнадцать метров! -- с ужасом вспомнил
Петропавел.
- Стало быть, опустится, -- развел руками Воще
Бессмертный.
- Что же делать мне... смертному? -- Петропавел поверил и
струсил.
- Давай на поверхность: может, вынесет волной... на брег,
-- архаично закончил Воще Бессмертный и, не сочтя необходимым
проститься, быстро поплыл в западном направлении.
- Погодите! -- крикнул Петропавел. -- Как мне дальше к
Слономоське?
- У кого ты спрашиваешь? -- обернулся Воще Бессмертный.
-- Если у меня, то меня, как ты справедливо заметил, -- нет...
Когда его не стало видно за толщей воды, у Петропавла даже
сердце защемило. Вот ведь несчастье: пусть Смежная Королева
двойственна, пусть Тридевятая Цаца за сколько угодно километров
отсюда, но они хоть есть, а тут... надо же, такая глыба -- и
виден, и слышен, и осязаем, и целостен, ан -- нету его, не
существует!
Петропавел всплакнул бы, если б не шторм. Но времени
терять было нельзя, и, покинув ХАМСКУЮ ОБИТЕЛЬ, он устремился
наверх -- навстречу спасительной волне.